Святитель Иннокентий Херсонский
Странствия Владычня и бессмертныя трапезы на горнем месте высокими умы, вернии, приидите насладимся.
(Ирмос девятой песни канона в Страстной четверг)
Наконец и у Святой Церкви трапеза и пир духовный! Долго продолжалось и говение, и пост, зато и брашно, и питие 
необыкновенные. Ибо трапезы и вечери мирские насыщают и услаждают на время, а потом нередко тяготят собою и всегда уступают место новому голоду.
Здесь, кто вкусит достойно, не взалчет вовеки: бессмертные трапезы. Человеколюбив наш Владыка! Не потерпел зреть рабов Своих голодных; знает, что дух бодр, а плоть немощна: и вот, под конец поприща постного Сам уготовляет трапезу. Странствия Владычня и бессмертныя трапезы. Кроме успокоения и ободрения для алчущих, эта вечеря послужит прощанием для ее Устроителя. Ибо Ему надобно оставить всех и идти в долгий путь, надобно разлучиться не на краткое время. Как не разделить последних минут с друзьями и присными? Как не оставить им в память о Себе чего-либо? — Тем паче, как нам не поспешить на такую трапезу? Приидите убо насладимся! Войдем все на эту вечерю, ибо хотя сказано: высокими умы, — но это сказано по необходимости, потому что предлагаемое на вечери высоко по самому существу своему, так что кто лежит долу, тот не может достать устами предлагаемого. А впрочем, нет никаких особенных условий. Сказано только: вернии. Но без веры что же и ходить туда, где без веры нельзя сделать ни шага? И трудно ли иметь веру там, где распоряжается всем Сам Владыка и Господь всяческих и где потому действует всемогущество? Оставив всякий страх и недоумение, взойдем на горнее место и, кто может, насладимся, кто еще неспособен к тому, по крайней мере, посмотрим, что там предлагается, кто и как приемлет и что следует из предлагаемого и принятого?
Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками (Мф. 26,20).
Так святой Матфей начинает описание трапезы Господней.
Известно, по какому случаю была она: надлежало, по закону, в нынешний день, вкушать агнца пасхального, в память исшествия израильтян из Египта. Таким образом, трапезу эту приготовил, можно сказать, еще Моисей, своим законом о Пасхе, но Господь даст ей другое и значение и назначение, из смертной сделает бессмертной. Каким образом? Увидим.
А теперь обратим внимание на то, кто сидит на вечери. Возлег с двенадцатью учениками (Мф. 26, 20). Значит, тут сидел — за всех нас — и наш апостол святой Андрей Первозванный, коему страна наша одолжена первой проповедью о Христе. В лице его и мы все как бы возлежали на бессмертной трапезе Господней.
Но, если возлег с двенадцатью (Мф. 26, 20), значит был и Иуда. Как он мог быть допущен до трапезы? Так же, как и до сих пор допускаются к ней все нераскаянные грешники в показание преизбытка милосердия и великодушия Домовладыки и в доказательство, что доколе мы на земле, всякому возможен доступ ко всему. На вечери небесной — там уже будут впущены одни мудрые девы; а здесь — не затворяют двери ни от кого из самых юродивых.
Предатель примет то же, что и прочие апостолы, но принятое произведет в нем противное действие; подобно тому как один и тот же свет солнечный для здравого зрения — свет и отрада, для больного — еще больший мрак и мучение.
Что же не начинается вечеря? — После долгого пути надобно омыть ноги пришедшим на вечерю. Что же мешает сделать это? То, что нет прислужника. Оставалось самим сделать это: но кому? Меньшему, а кто меньший? Будущие орлы богословия еще были птенцами; вместо смирения, которое они явят потом перед лицом всего мира, теперь началась пря: кто больший?.. — За этим спором, пожалуй, остановится все дело. Нет, не остановится. Домовладыка восполнит Сам, чего недостает домочадцам.
Встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан (Ин. 13, 4-5). Все повинуются. Один Петр прекословит: не умоешь ног моих вовек (Ин. 13,8). Напрасно! Прежде взяться бы за лентион и омыть ноги Учителю и соученикам. Тогда услышал бы паки: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах (Мф. 16,17). А теперь хотя похвальное чувство выражается в словах твоих, но от той же плоти и крови, возвышенных, но все еще не могущих наследовать Царствия Божия. Поэтому и скажется не прежнее, а другое: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (Ин. 13,8).
Теперь нет более преград. Да начнется пир, да явится веселие!
И оно началось. Агнец съеден, горькое зелие вкушено, опресноки потреблены, чаша благодарения испита, ветхий завет исполнен.
Но все это смертное, тысячу раз вкушаемое и ни разу не насыщавшее духа. Где же бессмертная трапеза? Где страннолюбие Владычне?
Не скучайте и не опасайтесь! Кто напитал пять тысяч пятью хлебами, Тот напитает и нас. Если и неприглашенных приемлет, тем более не отпустятся просто так приглашенные. Вернии, приидите насладимся!
И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26, 26-28).
Итак, вот чем будут угощать нас: не хлебом, а Телом, — не вином, а Кровию! — сие есть Тело, сие есть Кровь! — И чьим Телом и Кровью? — Спасителя нашего: Тело Мое, Кровь Моя!
Кто бы мог приложить веру этому, если бы не вещал об этом Он же Сам, если бы не повторили того же, от лица Его, апостолы? Но как же нам употребить эту снедь? Так любит нас Владыка! Видя, что все трапезы оканчиваются во нетление и не делают нас бессмертными, Он уставляет брашно и питие нетленные. Их можно было составить только из плоти и крови, которые одни во всем мире не подлежали разрушению, а, напротив, имели силу оживлять, и Он не пожалел ни Своего Тела, ни Своей Крови, а предложил их на вечери, предложил не ученикам только Своим, а в лице их всем народам.
За нас первый принял святой Андрей, но принял с тем, чтобы передать верно каждому из нас. И кому он не передает верно? Приступай всяк; на каждой трапезе церковной, то же Тело и та же Кровь, которых причащались ныне апостолы.
Но как приступить к этой трапезе? Как вкусить Тело? Как пить Кровь? — Это не по природе нашей. Ведал все это Учредитель и позаботился о нашей слабости.
Вкушаемое есть Тело, но вид у него тот же — хлеба; выпиваемое — Кровь, но образ и вкус его тот же — вина. Таким образом, снисходится к нашей природе, что вместо единого чуда каждый раз делается два: и хлеб, и вино обращаются в Тело и Кровь и, обращенные, удерживают свой прежний вид, дабы, таким образом, было с нашей стороны место и вере.
Подлинно, не низкий ум надобно иметь, чтобы насладиться этой трапезой. Надобно этим умом взлететь на высоту любви Спасителя к нам, полагающего за нас душу Свою.
Но этот высокий ум на этот случай дает не ученость, а вера: если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены (Ис. 7,9).
Итак будем веровать, приступая к трапезе Тела и Крови, не будем поникать умом долу, вопрошая: как Он может дать нам есть Плоть Свою? (Ин. 6, 52) — или, подобно еретикам, недоумевая, как под видом хлеба и вина может скрываться Тело и Кровь?
От людей это невозможно, а от нашего Спасителя, Который есть Бог и человек, все возможно. Напротив, недостойно Его было преподать один хлеб и одно вино, ибо это может сто раз сделать каждый из людей. Ему, как Богу, предлежало сделать большее; и Он сделал самое большее, ибо никто больше любви не имеет, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Аминь.