О блудном сыне или любящем отце?

В Воскресный день прошла очередная встреча молодежного Евангельского клуба прихода Тихвинской иконы Божией Матери.  В этот раз мы обсуждали притчу «О блудном сыне» и предлагаем всем желающим почитать сложившееся во время беседы понимание и толкование данной Евангельской истории.

Свобода в руках несвободного человека…

Младший сын решил, что его свобода ограничена семейным укладом, семейными правилами — он решил уйти из семьи, но не с пустыми руками, а с тем, что ему причиталось после смерти отца (1/3 имения отца после его смерти. См.: Втор. 21.17), в это наследство входили не только деньги, но и земля. Для младшего сына свобода – это возможность делать то, что он хочет, быть самостоятельным, не зависеть от родительского гнета и правил. Отец не останавливает сына и не заставляет его остаться, предоставляя ему свободу, он дает возможность младшему сыну самому осознать свой поступок, как Господь дает нам реализовать свою волю. Несмотря на это, отец каждый день ждал своего сына домой…

Уйти — освободиться ли?

Отец дает сыну возможность на своем собственном опыте почувствовать разницу между жизнью в отчем доме, который тому казался оковами, и самостоятельной жизнью вне его. Отец не слаб, но избирает путь не запретов, а личного осознания своей ошибки. Сын был настроен решительно, ведь он «собрал все», т. е., переводя на современный язык, продал все, что было немыслимо для того времени продать — землю своей семьи; это говорит о том, что он не собирался возвращаться. «Похоронив» отца и продав часть его имения, младший сын уходит жить самостоятельно, реализуя, как ему кажется, свою законную свободу.

Горечь чужбины

Сын не просто уходит от отца и поселяется рядом, он уходит в страну далече, ему надоели и наскучили родные просторы и окружающие его люди, он порывает со всем этим и покидает не только дом, но и свою родную землю. По словам одного современного богослова, младший сын — это яркий пример современного ребенка, бунтующего против своих родителей.

Однако новая свобода обратилась для сына рабством греху — в стране далече он расточил свое имение, живя распутно». Его жизнь превратилась в кутеж, который лишил его всех денег… Нам просто говорить об ошибках сына.. но всегда ли мы, находясь во грехе, осознаем это своим умом и сердцем? Часто мы понимаем очевидность своей греховности уже после сделанного, задаваясь вопросом: неужели это я и как я мог так поступать? Сын был опьянен свободой от родительского дома, ему никто ничего не запрещал… а, как писал Ф.М. Достоевский: «Если Бога нет, то все позволено». Юноша отрекается от отеческих правил и ставит в центр своего бытия самого себя, т. е. теряет надежные внешние ориентиры: деньги, которые могли стать толчком к новой жизни, оказались губительны, хотя сами по себе они не хороши и не плохи. Как говорил свт. Иоанн Златоуст, одним и тем же оружием воин защищает свое отечество и разбойник грабит невинных — не орудие дурно, а воля употребляющего его.

Деньги у юноши закончились, и он впал в состояние крайней нужды; вместо изысканных блюд он оказывается у свиного корыта жизни без Бога, уже и без денег и без Отца — т. е. он оказался в состоянии духовной смерти. Отрекшись от Отца (Бога), он насладился всем миром, но потерял все, уже не видел рядом с собой родного отца, от которого так дерзко ушел. Уйти в страну далече — уйти от отца, от Бога — уйти ко греху, и чем дольше мы пребываем в этой стране, тем сильнее это ранит нашу душу, тем более мы восстаем против Бога, тем сложнее вернуться обратно и тем более мы становимся опустошенными.

Все это относится и к нам. Любой наш уход от Бога, даже если мы делаем это, как нам кажется, по объективным причинам, очень опасен для нас. К Богу можно вернуться, но мы всегда возвращаемся изранены, то есть мы всегда возвращаемся в худшем состоянии, чем были, уходя от него, мы получаем духовные раны, которые могут долго болеть и даже не пройти бесследно во всю нашу последующую жизнь. Притча показывает нам в том числе, что мы, находясь в «стране далече», не должны откладывать день возвращения домой, так как не знаем, сколько нам отмерено… да и раны свежие залечить гораздо легче, чем те, которые застарели и не были излечены вовремя.

Почему я здесь или кто я?

Самостоятельная жизнь юноши привела его к свиному корыту, у которого он стал понимать, что находится в состоянии, о котором и не помышлял, уходя из дома. Он осознал, что даже слуги в доме его отца живут куда лучше, чем живет он, хоть и отрекшийся, но все же родной сын — ведь они вкушают пищу трижды в день, в то время как он не может насытить свое чрево даже рожками для свиней. Притча говорит о том, что юноша «пришел в себя», а это очень важно! Он стал видеть вещи такими, какие они есть, без прикрас! К нему пришло осознание своего положения, а это самый первый и в то же время важный шаг к покаянию! Это честный взгляд на свою жизнь, на то, что мы ушли от Бога слишком далеко, это честный взгляд на самого себя — именно честно посмотреть на свою жизнь зачастую очень тяжело: нам непросто бичевать себя, и мы по гордости против того, чтобы нас бичевал ближний, хотя это необходимо нам. Сказать честно самому себе и окружающим, что не прав, — очень важный и тяжелый шаг на пути покаяния, на который встает младший сын. Гораздо более жуткое состояние, когда человек, имея рану, не чувствует боли… эта рана погубит его.

Выхода нет? Выход есть всегда!

Младший сын не просто рассуждает, как хорошо в доме отца, он не мечтает о том, как он когда-нибудь вернется домой — он действительно приходит к покаянию, то есть к конкретному действию. Он решается на действия: «встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» (18-19). Надо отметить, что в словах и действиях младшего сына есть именно покаяние, а не некая смесь констатации своей греховности по причине того-то и того-то… Часто мы исповедуемся так: «Я согрешил тем-то, но потому-то…», не раскрывая свое сердце Богу до конца, не говоря: «Я украл, и нет мне оправдания, я украл потому, что я вор, и мне противно…», «Я дал взятку потому, что я взяточник, и эта рана в моей душе, которую я не готов лечить, но понимаю, что я противен перед Богом…», «Я осудил и оскорбил человека не потому, что он поступил плохо, а потому, что во мне нет любви, я не умею любить…» Для нас покаяние должно быть таким же решительным, как у младшего сына: пойду и скажу… не буду оправдываться перед отцом, но признаю свою неправоту и, осознав свое недостоинство, попрошусь в наемники.

Господь бежит навстречу кающимся…!

Важно понять, что младший сын во все время отсутствия в отчем доме все равно оставался сыном своего отца, ведь отец не отрекается от него, он отпускает его, дает реализовать сыну свою волю, несмотря на то, что заведомо знает, к чему она может привести. Так и Бог не заставляет нас жить праведно, не принуждает нас не грешить — Он не остановил Давида перед грехом с Вирсавией, не заставил Адама, а дал возможность свободной воле человека реализоваться. Бог любит нас настолько, что позволяет нам делать свой собственный выбор и даже уйти от Него.

Интересно и то, что это самая что ни есть Новозаветная притча. Ведь во время Христа у раввинов была похожая притча, так что слушающие Христа вероятно помышляли, что они знают концовку. В народной притче того времени, по духу Ветхого завета, вернувшийся и промотавшийся сын просит отца принять его, но тот не принимает сына и отвечает ему: «Ты выбрал жизнь свиньи, поэтому возвращайся к своим свиньям». Вроде бы поступок отца справедлив и назидателен для остальных сыновей — что сеешь, то и жнешь, ты получил то, что заслужил. Более того, в Ветхом Завете есть суровые предписания, по которым непокорных и буйных сыновей, если те не вразумляются, предписывалось убивать (Втор. 21. 18-21).

Однако отец, о котором говорит Христос, совершенно иной, не тот справедливый ветхозаветный родитель. Отец в Христовой притче ждет своего сына и, возможно, выглядывал его каждый день. Он вдруг заметил приближающегося младшего отрока, уже не в богатых одеждах, но нищего и угнетенного. Отец, увидев его, «сжалился и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Эти уточнения очень интересны и вот почему: в то время в Палестине мужчины носили длинную одежду и, чтобы побежать, необходимо было поднять ее полы; однако, подняв одежду, мужчина оголил бы свои ноги, что считалось поступком в высшей степени недостойным порядочного человека — уважаемые в обществе люди никогда не бегали, это вызвало бы смех в людях… Однако отец, увидев сына, уже ничего не видит вокруг, и ему совершенно все равно, что о нем будут думать окружающие.

Мы нередко уходим от Бога, согрешаем, но Бог не уходит от нас, он ждет нашего возвращения и, завидев нас, идущих вдалеке, не ждет нас, а бежит нам навстречу. Любящий Бог, о Котором говорит Христос, бесконечно любит нас и, увидев желание покаяния, помогает нам, встречает нас, даже если мы живем греховной жизнью уже долгое время.

Отец обнимает своего сына и целует его, причем греческое слово (катафилео) в данном случае можно перевести как «покрыл его поцелуями, расцеловал». Важно заметить, что отец целует его прежде, чем сын успел что-то сказать, не требуя объяснений — это свойство истинной любви, которая не ставит никаких предварительных условий. Если мы вспомним, чем занимался младший сын — он долгое время работал в свинарнике, не имел пищи, а значит, и сменной одежды -он был грязным и дурно пах. Но отец обнимает и целует его именно такого, он не говорит ему: «Прекрасно, ты вернулся… но прежде, чем ты войдешь в мой дом, умойся и приведи себя в порядок». Нет! Отец принимает его таким! Как и Господь принимает нас, несмотря на наше греховное зловоние, видя желание измениться и принести покаяние.

Далее слова сына свидетельствуют о его покаянии: «Я согрешил против неба», — действительно, каждый грех — это нарушение Богоустановленных заповедей, а значит, грех против Бога. Обращаясь к отцу, он говорит: «Я согрешил пред тобой», — это гораздо сложнее чем первое: не просто раскаяться, но просить прощения у человека, которого мы оскорбили, против которого согрешили, признать при нем свою неправоту… Наконец, юноша говорит о своем недостоинстве: «Я уже недостоин называться сыном твоим», — здесь, по мнению богословов, намеренно заключена ошибка, ведь мы никогда не достойны называться сыновьями Божиими , никто не достоин, хотя по нашей гордости нам иногда кажется, что мы правильно живем, а значит, достойны называться чадами Божими, христианами – нет, такими нас может сделать только Бог и Его Любовь, Он может назвать нас сынами, но только по своей любви, а не по нашему достоинству. Более того, отец прерывает сына и не дает ему договорить заготовленную фразу о том, что тот готов быть наемником… Для отца он до сих пор сын, сын, который вернулся и отказался от греховной жизни вне дома.

Наконец отец восстанавливает своего сына в сыновнем достоинстве, что видят все окружающие: надевает на него лучшую одежду, дает перстень — печать, дающая право распоряжаться всем имуществом отца — и надевает обувь на ноги его, что отличало в то время людей свободных от рабов. Апогей всего — пир и заклание тельца — это образ великой радости Бога о кающемся грешнике, а также образ Евхаристии. Конечно, сын пришел уже другим, не таким, каким он некогда ушел из дома, но отец показал ему, что будет относиться к своему сыну так, как будто тот никогда не уходил.

Разве старший сын не оставался с отцом всю свою жизнь?

Прекрасная картина покаяния несколько омрачается появлением второго сына, которого Христос вводит, по всей видимости, указывая на фарисеев. Старшего сына иногда называют также блудным, несмотря на то, что он не покидал дома — его поведение показывает, что он, возможно, никогда не имел искренних отношений с отцом и братом. Обращаясь к отцу, он даже называет своего брата «сын твой», как бы тем самым отрекаясь от него. Можно вспомнить картину Рембрандта, где старший сын изображен злым и изображен выше всех, даже отца. Можно сказать, что он олицетворяет огромное количество верующих, которые живут повседневной жизнью, не совершают тяжких грехов, но в то же время, когда Господь встречает на пороге раскаявшихся грешников, они не могут радоваться вместе с Богом, считая себя более достойными сыновьями Господа, и остаются вне дома, где царит радость о кающемся грешнике.

В описании поведения брата есть важные моменты. Прежде всего, налицо внутренняя озлобленность: когда отец приглашает его на пир, он взрывается гневом, изливает жалобы на свою тяжкую жизнь и оскорбляет брата — налицо не только злоба, но и гордость. Часто это повторяется и в наших храмах: постоянные прихожане могут высокомерно относиться к захожанам, которые, возможно, пришли к Богу с открытым сердцем, но не знают всех правил и пр. Их могут не только осудить про себя, но даже отругать и выгнать. Постоянные прихожане зачастую и есть эти старшие братья — они годами ходят в храм, он уже свой, знают все и исполняют правила, но в своем «религиозном упоении» зачастую вне Божественной радости и благодати.

Второе, о чем уже сказано — гордость, эгоизм и самолюбие. Старший брат сравнивает себя с младшим, находя в себе лишь достоинства, а в младшем недостатки : он говорит, что тот расточил имение с блудницами, хотя в притче об этом не сказано ничего (распутно в греческом — это синоним расточительно). Возможно, старший брат именно так бы и поступил, поэтому и обвинил в сем своего младшего брата. Зациклившись на своем «я», он не способен увидеть чудо покаяния брата и принять его.

Важно обратить внимание, что старший брат считает себя более достойным закланного тельца или хотя бы козленка: он работал в поле, исполнял правила, которые нарушал на чужбине брат младший — ему было обидно, и по-человечески отец несправедлив к нему. Но Господь в старшем сыне указывает нам пример зависти, которая наряду с гордостью и гневом, в отличие от явных и тяжелых грехов, куда более опасна, т.к. этот грех сложнее искоренить и очень легко скрыть, в том числе от самого себя.

Христос обращается к фарисеям — людям, которые искренне гордились своей внешней праведностью, исполнением предписаний и так же искренне ненавидели грешников, мытарей и блудниц, считая их недостойными любви Бога. Но Христос говорит, что любой раскаявшийся достоин Царства…

Отметим, что отец не сердится на старшего сына, не грозит ему, но говорит, что тот всегда с ним и «все мое — твое»: Бог более ценит наше сердце, наше отношение, чем тяжелые труды — «Сыне, даждь мне сердце» (Притч. 23.26).

Замечательно, но Господь не дает нам знания о том, как закончилась эта притча — ушел ли старший брат, снедаемый злобой, бродить по полям или, обняв своего отца, осознал, что брат его был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Каждый из нас, думаю, не остался равнодушен после прочтения этой притчи: кто-то заметил любовь отца, кто-то младшего сына, который ушел, но вернулся, или старшего, который остался, но погряз в своем эгоизме. Эта притча очень глубока и будет открываться нам всю нашу жизнь, если мы будем стараться проводить ее с Богом.

Одно нам надо помнить — любовь Бога безгранична, и нет такого греха, который не может быть прощен, но для прощения мы должны быть решительны в своей духовной жизни.