Большие города…

Пожилой человек упал посреди оживленной улицы — схватило сердце. Никто не обратил на него внимание, одни решили, что тот пьян, другие задались вопросом «почему я?», третьих и вовсе не тронула эта картина. Только через 30 часов один из прохожих вызвал скорую, но уже было поздно, ветеран войны и заслуженный учитель умер на руках у бригады врачей из-за переохлаждения.

Молодую девушку сбила машина, которая скрылась с места происшествия… Проходившие мимо два молодых человека, вместо оказания помощи, хладнокровно забрали ее мобильный телефон и скрылись.

Студентке стало плохо в метро. Выйдя из вагона, ища опору, она упала между вагонов. Поезд тронулся, и девушка погибла… Свидетелями трагедии были несколько человек, но никто ничего не сделал, хотя можно было просто придержать двери и тем самым не дать поезду тронуться. Подобных историй очень много, их мы видим из СМИ, и, вне зависимости от причин смерти, которые указаны после медицинского освидетельствования, везде можно поставить одну и ту же фразу — «человеческое равнодушие».

«Не бойся врагов, в худшем случае они могут тебя убить, не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательства и убийства».

Сегодняшняя притча указывает нам на то, что проблема равнодушия возникла не сегодня и даже не вчера — во время земного пришествия Спасителя равнодушие уже было не чуждо человеческому роду.

Правила чтения

Притча начинается с диалога Спасителя и законника, специалиста по изучению Ветхозаветного закона, человека, который всю жизнь изучал Священное Писание. Законники, помимо 10 заповедей, старались вычленить из Торы все предписания, что в итоге составило 613 заповедей, из которых 248 «обязательных», по которым человек обязан что-то исполнять, и 365 запрещающих. Подобный род занятий приводил к так называемому религиозному интеллектуализму, к гордости — когда книжники начинают выделять себя из среды обычного, несведущего народа, которому закрыт доступ к Священному Писанию просто по причине того, что он не умеет читать.

Книжников осуждает Христос за то, что они имеют ключи к разумению, но не пользуются этим и другим не дают (Лк. 11, 52), Священное Писание стало в их руках инструкцией к тому, что можно и что нельзя. Естественно, при таком количестве заповедей появился вопрос: «А какая из них самая главная?» Различные богословские школы вели спор о том, какая же из заповедей главнее, именно поэтому законник спрашивает Христа, искушая его, желая не получить знания о спасении, а просто понять, к какой богословской школе относится Иисус.

Любовь без остатка

Господь, понимает, что на самом деле вопрошающий Его не нуждается в ответе, и посему отвечает вопросом на вопрос: «В законе что написано? Как читаешь?». Законник отвечает: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всею крепостью твоею и всем разумом твоим». Всем сердцем означает реальную любовь, действенную, когда в эту любовь вовлечено все сердце, все человеческое существо, а не нечто абстрактное. Для этого наше сердце не должно быть занято чем-то второстепенным, не Богом. Всею душою — указывает на близость нашего общения. Ведь мы общаемся с людьми на разных уровнях: с прохожими, сослуживцами, коллегами или с супругами, родителями, близкими друзьями и духовником. Всей душой — искренне, без остатка, всей душой открыться Богу, ничего не утаивая. Всею крепостью — указывает нам на действенность любви, ее выражение, без саможаления, «всем помышлением» — это сознательный выбор, причем, никогда наш собственный опыт не должен иметь приоритета над Волей Божией.

Ближние и дальние

Законник добавляет еще и заповедь о любви к ближнему, демонстрируя Христу свое знание Писания и то, что он знает и вторую часть ответа на заданный ему вопрос. Господь похвалил законника за его знания, но, будучи сердцеведцем, зная жизнь каждого, Он продолжает — ты ответил правильно, вот и поступай так, как говоришь. Законнику стало обидно, и он, пытаясь оправдать себя, свое равнодушие по отношению к окружающим, задает Христу вопрос: «А кто мой ближний?» По всей видимости, по отношению к первой части заповеди у него нет сомнений, что он живет правильно, поэтому спрашивает не о том, как возлюбить Бога, а о том, кто есть ближний.

Вопрос о том, кто является ближним, был очень актуален и популярен у книжников той эпохи, ведь заповедь любви должна была быть исполнена только по отношению к ближним, т. е. совершенно в определенном кругу. В Ветхом завете ближним в основном назывался сосед (Втор. 19, 14), близкий человек (Пс. 37, 12) или родственник (Иов. 19, 13-14). Кроме того, ближними называли соотечественников (Лев. 25, 14-17). Некоторые либеральные учителя могли относить к ближним прозелитов, т. е. тех, кто собирался принять иудаизм, но такая точка зрения скорее была исключением. Все остальные не считались ближними, и к ним заповедь о любви не относилась, с ними можно было поступать совершенно иначе, чем с соотечественниками.

Среди нас, наверно, нет ни одного человека, который не задавал себе вопроса: « Кто мой ближний?» Многие из нас, так или иначе, проводят эту грань, и мы относимся к тем, кто любит нас, гораздо лучше, чем к тем, кого мы встречаем впервые или к тем, кто нас не любит. Мы знаем правильный ответ на вопрос «кто есть ближний», ведь им заканчивается притча, но знаем его скорее интеллектуально, теоретически, а не практически. Зачастую мы не выходим за рамки понимания о любви к ближнему, которые были установлены в эпоху Ветхого завета.

Белые одежды

История происходящего в притче была хорошо ясна слушателям, всем было известно, что дорога из Иерихона в Иерусалим была очень опасной — Иерусалим находился почти на 1000 метров выше Иерихона, и их соединяла узкая дорога, петляющая по скалистым ущельям, где прятались разбойники. Эту дорогу называли кровавой.

Содержание притчи простое: ограбленный и израненный человек лежит у дороги, он умирает и нуждается в помощи. Важное место — с него сняли всю одежду, то есть проходящие мимо не могли идентифицировать его, ведь для этой идентификации в то время необходимо было либо услышать произношение, либо посмотреть на одежду. Таким образом, можно было себя оправдать, что это иноплеменник, которому не стоит помогать. Кроме того, путник был неблагоразумен — люди, которые шли по этой дороге, собирались в группы или нанимали охрану, а значит, этот умирающий человек, не прибегнув к средствам охраны своего здоровья, сам виноват в том, что приключилось, а это не добавляло жалости к нему.

Первый, кто прошел — священник. Он прошел мимо, а согласно греческому тексту, он не просто прошел мимо, а перешел на другую сторону дороги и продолжил свой путь, здесь, кажется, есть нотки презрения к умирающему. По закону, священниками могли быть только потомки Аарона, законорожденные, не имеющие телесных пороков (Лев. 21, 17-21), женившиеся только на израильских девушках (Иезек. 44,22), они не могли употреблять вино перед священнодействиями (Лев. 10,9) и пр. Они поставлялись торжественно, с омовением перед народом, принесением жертв, помазанием кровью некоторых членов тела, постоянным пребыванием в храме в течение семи дней (Исх. 29, Лев. 8). Все это выделяло их из среды обычного народа, их служение священно и высоко в глазах израильтян. Для священников было учреждено 24 череды (1Пар. 24, 3-18), согласно которым они прибывали в Иерусалим для служения. Конечно, если кто и живет по заповедям, то это в первую очередь священник, но в притче оказалось все не так радужно.

Перед священником могла встать дилемма: его служение требовало ритуальной чистоты, а по предписанию закона, прикоснувшийся к мертвому, а некоторые расширяют этот список до язычников и самарян, он нечист в течение семи дней. Осквернившись, священник должен был бы пройти целый ряд обрядов очищения и это время не мог служить в храме. Священник мог извинять себя тем, что он не знает, иудей ли это или чужак… Мы тоже часто оправдываем себя некими «высшими» и «духовными» обстоятельствами,у нас пост, молитва или еще что, поэтому мы отказываем людям в помощи, а именно это и есть служение Богу… Подготовка к Причащению это не только молитва, но и нравственная подготовка, христианская жизнь.

Однако, если внимательно посмотреть в текст, священника не может оправдать то, что он боялся оскверниться и потерять возможность служить череду. Священник спускался из Иерусалима в Иерихон, а значит, он уже исполнил свои священные обязанности. В таком случае, следовало бы ожидать от человека, который служил две недели в храме — центре всей веры и месте обитания Бога — окрыленности, духовного подъема, которым хочется делиться со всеми окружающими, но случилось иначе. К сожалению, священники того времени были очень похожи на законников, они прекрасно знали Писание, священный язык и устав богослужения, но это никак не отражалось на их повседневной жизни.

Однако упрек Христа звучит в адрес каждого из нас, каждого молящегося за Литургией и слушающего Писание. Выходя из храма, как из Иерусалима, и направляясь в грешный мир, мы призваны делиться частичкой своего тепла и светить миру, но мы не делаем этого. Делая свою жизнь более духовной, мы забываем, что место реализации нашей духовности, а наипаче любви — это окружающий мир, повседневная жизнь, где нам встречаются сотни людей и тысячи нужд. В этой жизни мы чаще поступаем так, как поступил священник — переходим на другую сторону улицы, считая, что нас это не касается, и что интересно — делаем это, заглушая голос собственной совести.

Политика невмешательства

Вторым прохожим был также служитель Иерусалимского храма — левит. Левиты — это потомки колена Левия, которые помогали священникам в совершении священнодействий. Левиты также были уважаемы в обществе и имели особое призвание, именно колено Левия не впало в идолопоклонство в то время, когда Моисей поднимался на гору Синай (Исх. 32,26). В Писании не единожды говорится о левитах как о верных сынах. Однако и левит не оказал помощи умирающему, а только посмотрел и пошел дальше. Почему? Возможно, его сердце не тронула эта картина, а может, он испугался разбойников, которые все еще могли находиться поблизости, или подумал о том, что если шедшие прежде него не предприняли никаких действий, то чем он лучше?

Оба священнослужителя не желали вмешиваться в эту историю, они не желали проблем, неприятностей, действий, отнимающих время и силы. Мы можем себе представить, что они наверняка не были кровавыми злодеями и тиранами, это обычные прохожие, такие же, как те, о которых мы говорили в самом начале нашей беседы. Более того, скорее всего они были хорошими отцами своего семейства и, будучи священнослужителями, желали прожить свою жизнь достойно. Однако, увидев реальную нужду человека, они прошли мимо, не предприняв никаких действий. Оба религиозных «профессионала», посвятивших свою жизнь служению Богу, не заметили Его в конкретном нуждающемся человеке. Можно утверждать, что такая религиозная жизнь мертва, она не отражается в их поведении и не изменяет окружающий мир — два благочестивых верующих, служивших образцом для окружающих, проходят мимо умирающего.

Притча наглядно демонстрирует нам формальную религиозность человека и отличие такого религиозного «сухаря» от человека, имеющего живое общение с Богом. Можно выстоять сотни часов богослужений, вычитать тысячи страниц молитв и осилить множество святоотеческих трудов, но если все это не отражается в нашей жизни — все зря… Если правила нашей жизни нам диктует безбожный мир и его ценности, а не Христос, Который ежеминутно стучится в наше черствое сердце, то мы не христиане, а, так скажем, религиоведы, изучающие христианство «методом внедрения в общину». Вспоминаем известную нам фразу, которую повторяем из раза в раз: «Сыне, дай Мне сердце» (Прит. 23,26), ведь каково наше сердце, таковы мы предстоим пред Богом.

Враг, ставший другом

Теперь приступим к самому провокационному месту притчи, на сцену выходит самарянин — полукровка, полуязычник и недостойный уважения и даже приветствия человек. Мы помним, что самаряне — это народ, возникший в результате смешения израильтян с переселенцами из ассирийской империи (4 Цар. 17, 24; Езд. 4, 9-10), которые исповедовали иудаизм, смешанный с языческими культами. Иудеи называли самарян псами, а само слово «самарянин» считалось ругательством.

Самарянин, этот пес и полукровка, в отличие от элиты иудейского общества, не проходит мимо и помогает умирающему, несмотря на то, что тот скорее всего является иудеем (ведь притчу Господь говорит законнику и ставит на место избитого именно того, кому Он ее рассказывает). Для слушающих иудеев этот эпизод был в высшей степени оскорбителен. Это сегодня для нас вполне привычно слышать фразу «милосердный самарянин», но тогда к слову самарянин не могли применять подобные прилагательные, это взаимоисключающие друг друга понятия.

Самарянин сжалился, этот глагол передает нам состояние его сердца. Ведь он увидел то же самое, что видели священник и левит, но его сердце не позволило ему пройти мимо, чувство чужой беды пересилило страх за собственную жизнь или перспективы потерять время, имущество и здоровье. Любовь к ближнему — это не просто красивые слова, это восприятие чужой боли как своей, и истинная любовь не оставляет нас равнодушными, она беспокоит нас и не дает нам покоя, пока мы не поступим по совести. Самарянин не размышлял о том, достоин ли умирающий его помощи, настоящая любовь безусловна и не может мотивироваться достоинством принимающего. Да и кто из нас достоин безграничной любви Бога?

Самарянин оказывает помощь человеку, который, будучи в сознании, отнесся бы к нему презрительно, но настоящая любовь превосходит границы человеческой логики, ведь у него не было ни одного мотива, кроме любви, чтобы потерять время и деньги, помогая своему врагу. В отличие от него, священник и левит могли иметь формальный повод помочь, ведь бедствующий мог оказаться иудеем, а по сути он им и был, ведь в некой перспективе умирающий — это и есть вопрошающий Христа законник, они имели заповедь любви к ближнему.

Нельзя сказать, что мы не помогаем окружающим многие, конечно, готовы помочь… но и здесь мы часто делим на своих и чужих, на тех, кому мы хотим помогать, и тех, чья нужда нам совершенно не интересна. Мы помогаем близким… или, например, молодой человек с удовольствием остановится на дороге, если увидит возле автомобиля с пробитым колесом молодую красивую девушку и наверняка проедет мимо мужика в грязной робе. Но нужда ведь одна и та же! Приятнее оказать услугу — поддержать оступившегося на лестнице, помочь поднести сумку и пр., если этот человек приятной наружности, и совсем не хочется вмешиваться, если нуждающийся плохо одет, дурно пахнет, наркоман или алкоголик… а ведь и они могут погибнуть без внимания и заботы, как однажды погибли без этого внимания духовно.

Милосердие и любовь — это вполне реальные, ощутимые понятия. Самарянин не просто посокрушался об опасности дороги, падении нравов и пр., он предпринял конкретные шаги в конкретную минуту — «перевязал раны его, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем». Самарянин жертвует своим временем, которое, после прочтения притчи о неверном управителе мы это уяснили, на самом деле не его, своими интересами и деньгами. Он не пытается решить проблему преступности на общепалестинском уровне, но помогает конкретному человеку. Часто нам кажется, что небольшая помощь ничего не изменит, все надо менять структурно, на государственном уровне, и этим оправдываем свою пассивность. Действительно, мы не можем помочь всем, но можем помочь в малом одному конкретному человеку, и если мы встречаем нуждающегося, это никогда не бывает случайностью, его всегда посылает нам Господь.

Самарянин прошел лишние километры, отдал свои деньги и пообещал возместить все средства, которые будут истрачены на пострадавшего в его отсутствие — и это все для чужого человека! Интересно, но он ничего не ожидал взамен, он понимал, что издержки ему могут и не возместить — истинная любовь никогда не ждет ответа, не томится вопросом, а что я получу взамен, а поступят ли со мной так же хорошо, как поступил я?

Далекий и близкий Бог

Иллюстрируя неразрывную связь между первой и второй частями заповеди о любви, Христос задает неприятный вопрос — кто, ты думаешь, ближний ему, то есть тебе, если окажешься на его месте? Ответ очевиден, и законник говорит: «сотворивший милость…», его язык не поворачивается сказать слово «самарянин»… Любовь, как и молитва, это зеркало наших отношений с Богом, и получается, если мы не любим ближнего, то о любви к Богу и нечего говорить — «Если кто скажет: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, он лжец, ибо не любящий брата своего, которого он видел, не может любить Бога, Которого не видел» (1Ин. 4,20).

Для христианина, согласно данной притче, понятие «ближний» гораздо шире, чем для кого-либо, ведь ближним должен стать каждый нуждающийся в нашей помощи. Господь говорит законнику, чтобы тот поступал так же, так как вера без дел мертва, ведь именно дела любви делают нашу веру живой, не дают ей превратиться в религиозный интеллектуализм. Законник посрамлен, так как его вера пассивна, его знание Писания не отражается в реальности его жизни. Оглянувшись, посмотрев на окружающих честно, мы убедимся, что можем быть полезны окружающим каждый день.

Беседа составлена по книге «Истории рассказанные Христом» прот. Владимир Хулап