Сегодня я расскажу вам о моей академии… это опыт воспоминаний того, как обычный семинарист нашего времени может прожить несколько лет своей жизни… а точнее, как эти девять лет прожил именно я. Сразу оговорюсь, это «моя академия», ведь для каждого эти годы совсем разные, для меня они были такие.

В стенах духовной академии я провел девять лет… и это всего лишь на год меньше, чем каждый из нас провел в стенах средней школы, так что, выходит, это еще одна школа. Что же дают эти девять лет? В школу мы приходим детьми, нас учат писать, читать, считать, решать первые жизненные проблемы, находить общий язык со сверстниками, не обижать младших. А что здесь? Чему учат уже взрослых людей? Да и вообще, кто такой этот «взрослый человек»? Начну с самого начала…

По окончании средней школы я поступил в Академию Гражданской Авиации, и, когда рассказываю об этом кому-либо, люди сразу же думают, что я собирался стать летчиком, но я спешу вас огорчить и даже расстроить, никаким летчиком я быть не собирался, я поступил на кафедру «Философии и социальных коммуникаций» по программе подготовки специалиста по связям с общественностью, то есть, если говорить просто, на пиарщика (PR). Почему так далеко, зачем ездить в Пулково? Отвечу и на этот вопрос — там дешевле, надо было работать и учиться одновременно, а заработать на свое обучение самому и тут же учиться сложно, вот и выбрал место, где на учебу можно было тратить хоть и большую часть заработанных денег, но все же не всю. Но пропустим период обучения в Академии гражданской авиации, тем более, что через год после моего поступления она стала университетом, и приступим к той академии, которая воспитала, которую мы и назовем Alma Mater (с латинского — вскормившая мать. Так традиционно называют духовные школы, где мы получили все самое главное в жизни).

В семинарию я решил поступать в августе 2007 года, т. е. сразу после окончания вступительных экзаменов 2007 года, в которых я участие не принимал. Я попросил у отца Евгения благословение и начал готовиться к экзаменам, которые начинались в 2008 году. Вступительных экзаменов было несколько, это сочинение (знание Нового Завета и проверка грамотности), шесть экзаменов по основным богословским дисциплинам, проверка знания молитв и умения грамотно и правильно читать по-церковнославянски. Чтобы не искушать судьбу, я решил выучить все билеты наизусть, благо времени был целый год. Сказано — сделано. На вступительных экзаменах, когда я начинал зачитывать наизусть библейские тексты, меня останавливали и отправляли в следующий кабинет для сдачи очередного экзамена. Много ли ума надо, чтобы наизусть выучить? Нет, это не показатель вообще ничего, заучить фразу можно научить и попугая… поэтому все самое главное, осознанное или осознаваемое, было впереди. Я поступил в духовную семинарию.

Начало. Год Первый. Радостный, но трудный.

Как только я услышал результаты вступительных экзаменов, с радостью отправился в лавру и на могилку митрополита Иоанна — поблагодарить за молитвы и за все совершившееся. Через пару недель я уже студент, семинарист. Жить, по тем еще правилам, в общежитии я был не обязан, но решил написать прошение на заселение, так скажем — почувствовать семинарскую жизнь изнутри, и днем, и ночью. Скажу сразу, в общежитии я прожил всего месяц и решил жить все же дома. Почему? Дело в том, что я всегда стремился на приход, мне хотелось задержаться в нашем храме, побыть на службе, пообщаться с друзьями, а в общежитии жизнь по режиму, надо быть к молитве вечером даже в воскресный день. Вот я и решил, поживу-ка я дома, хоть по воскресеньям смогу побыть у нас подольше. Это был октябрь 2008 года — большие перемены уже наступили и еще более серьезные изменения в жизни как академии, так и Церкви были совсем близко. В октябре в академии сменился ректор, ушел архиепископ Константин (Горянов) и был назначен епископ Амвросий (Ермаков). Конечно, в ближайшее время претерпела изменения вся система, новые должности, новые лица, новые правила, подходы, все новое — за три года академия стала совсем другой. В этот вот период междувластия я и сумел покинуть общежитие, на самой ленточке, ведь позднее было введено правило обязательного проживания в общежитии всех студентов вплоть до 3 курса.

Первый год — непростой. На первом курсе по некоторым предметам мне хватало знаний, которые я получил при подготовке, но, по всей видимости, не хватало навыка в учебе, распределения своего времени и пр. В итоге, на первом курсе в первом семестре у меня были даже тройки. Вообще, первый курс — это очень интересно, и я объясню, почему. В классе двадцать пять человек, все практически без какого-либо опыта нормальной не то что церковной, но даже взрослой жизни, но все же считают себя умными, практически богословами! Получая крупицы знаний, которые еще только начало той системы, которая должна сложиться в шесть или в девять лет, мы считали, что мы знаем многое, мы спорили, решали серьезные церковные проблемы, выдвигали свои точки зрения и так далее… Сейчас без улыбки вспоминать это просто невозможно!

Вообще, многое вспоминаешь с улыбкой! Например, каждый семинарист знает, что пользоваться телефоном или компьютером, да и вообще разговаривать после отбоя запрещено. Есть так называемый дежпомы, т. е. дежурные помощники проректора по воспитательной работе, которые следят за порядком и, конечно, пристальнее всего за первокурсниками. Так вот, а как не пользоваться телефоном, когда я жил первый месяц в общежитии и уже познакомился со своей будущей супругой? Как не писать СМСки по вечерам или ночью? Вот…. никак, так нельзя же! В какие только ситуации не заводила эта переписка, молодые же все, какие там батюшки — пацаны же все! Что только мы не делали… Я лично уходил из комнаты, т. к. там точно поймают за телефон, я уходил как бы в уборную, а сам прятался в классе под парту при выключенном свете и за углом, чтобы дежпом не заметил. Ни разу не поймали! Расскажу еще пример. Все знают, вставать надо по первому звонку, то есть в семь утра… но молитва-то в восемь, а как хочется спать! Почти всегда к первокурсникам в начале восьмого утра, может, минут в пятнадцать-двадцать, заходил дежпом и проверял, встали мы или нет, если не встали, надо написать объяснительную и понести заслуженное наказание за так называемое нарушение режима. Как мы с этим боролись? Легко! Ровно в семь утра мы просыпались, заправляли постель, одевались и ложились спать дальше, но уже в одежде и на заправленную постель. В момент входа дежурного помощника оставалось просто принять полувертикальное положение, т. е. сесть на кровать, а не лежать далее.

Ну ладно, хватит юмора, идем дальше. В декабре 2008 года умирает патриарх Алексий. До сих пор помню погребальный перебор академической звонницы и стекающихся со всех комнат и классов семинаристов в храм для совместной заупокойной молитвы, казалось, в этот день мы осиротели. Сменился ректор академии, сменился патриарх, было очевидно — уходит целая эпоха, а неизвестность всегда немного тревожит сознание людей. Но, пережили и это — живем дальше. Однако для меня, к сожалению, это был еще не конец, в этом же месяце у меня умирает отец, которого я так и не успел покрестить, хотя человеком он был верующим. Нет, конечно, он не молился, не постился — максимум крестился при виде храма… Он как-то не особо переживал о своей загробной участи, иногда повторял: «Меня сынуля отмолит!» И как мне теперь с этим жить, когда за многих людей я молюсь на проскомидии, а за отца только вне богослужения, только личная молитва и горящая на церковном подсвечнике одинокая свеча в ночь с субботы на воскресенье? Как сейчас помню, был в академии, а он далеко, в области, в поселке Рапполово, где я прожил до третьего класса школы. Мне позвонили и сказали, что отцу плохо, отнимаются руки, но он не хочет вызывать скорую помощь. Я вызвал сам и поехал к нему. К сожалению, скорая ехала не быстро… Нет, они, скорее всего, не виноваты, действительно в области мало машин, а расстояния большие… В общем, я, используя метро, электричку и автобус, приехал из города почти в то же самое время, как приехала скорая. Отца уже заносили в машину на носилках, он смотрел на меня и ничего не мог сказать, только смотрел, а я говорю ему: «Папа, я приеду к тебе в больницу, приеду!» В этот день, уже не помню по каким причинам, но я не поехал в больницу, а его повезли в реанимацию. Если не ошибаюсь, в этот день у меня была череда, т. е. вечернее богослужение и на следующий день Литургия, на которой чередная группа поет, читает, пономарит, в общем, учится проводить богослужение. Во время Литургии я молился только за отца, молился у образа св. Пантелеимона, а после службы написал прошение, чтобы меня отпустили с уроков (прогул урока в семинарии просто немыслим, это нонсенс, такого быть не может). К сожалению, проректора на месте не оказалось, я пошел к ректору. Владыка Амвросий удивился, что я к нему с таким прошением, но подписал, отпустил к отцу в больницу, а я обрадовался, пошел собираться! Прежде чем выходить из академии, я позвонил в больницу и спросил у них, в каком состоянии Малышев Сергей Викторович, на что мне задали встречный вопрос: «А вы кем ему приходитесь?» Я ответил, что я сын, и услышал в трубку: «Мне очень жаль, сегодня утром он умер». Конечно, я не пошел на уроки, кое-как собрал вещи и вышел на улицу. Говорить я не мог, но позвонил маме, которой я, захлебываясь, не смог ничего сказать. Она спросила: «Папа умер?», — сказать «Да» я смог. Через пару дней надо было то же самое сказать брату, который в это время служил в армии… Сказал, на похороны он смог приехать. Так закончились первые полгода моей учебы.

После Рождества, по окончании святок, вновь началась учеба, и дальше все пошло как-то быстрее. На самом деле, я упоминал, что класс, а я учился в 1 «а» классе, состоял из двадцати пяти человек… так вот, к концу года нас оставалось уже всего двенадцать… да, учиться, жить и возрастать здесь тяжело, и если ты не понимаешь, зачем ты здесь, то пережить все, что придется, не видя главной цели — просто невозможно.

В последние месяцы первого курса я все-таки решил жениться, сделал предложение своей будущей супруге (здесь мне очень помог совет старшего товарища, ныне он диакон и служит в Белоруссии), поговорил с родителями, но впереди еще один рубеж — благословение владыки ректора, ведь столь важные шаги учащиеся духовных школ должны согласовывать со священноначалием. Отмечу, это не так просто, как у нас происходит: «Батюшка, благословите!», а в ответ: «Бог благословит!». Здесь иначе: совсем не факт, что на прошение о браке студент первого курса получит благословение, могут сказать: «Молод, погоди годок». Я часто молился об устроении всего этого дела, в чем-то сомневался… Спускаясь с четвертого этажа академии, где общежитие, всегда прикладывался, никогда не проходил мимо ростовой иконы великомученицы Параскевы. Молился, да решился — надо писать прошение. Прошение написал я специально 22 мая, на память святителя Николая, желая его сугубой помощи! Написал — жду ответа. Как-то, то ли экзамен был, то ли еще что, но я после того, как намучился с учебой или еще с чем-то днем, лег дома отдохнуть. Разбудил меня звонок, в трубке голос секретаря канцелярии: «Владислав? Тебя вызывает Владыка по твоему прошению к 15.00, надо быть». Смотрю на часы: 14.20. Звонить Юле уже поздно — не успеет, поехал один, хотя надо было бы вместе. Прилетаю в академию, в очереди передо мной один человек, и тут я понимаю всю «интересность» ситуации, ведь передо мной стоит Иван, тот самый человек, с которым мы думали после первого курса идти служить в армию… Но вышло как: один — в армию, другой — в семью. Кому сложнее — еще неизвестно! Ладно, прошел Иван, получил благословение служить Родине, а следующим в кабинет иду я. Владыка встречает меня тепло и спрашивает: «А чего так рано-то жениться собрался, 21 год?! Как учиться будешь» Я так робко: «Ну, Владыка, с учебой, вроде, проблем нет, да и родители благословили…». В ответ я слышу слова, которые всю неоднозначность моего ближайшего будущего разбили: «Ну, раз родители благословили, чего я-то буду против». Все! Благословение получено, свадьбе быть! Через несколько дней вижу на стене объявлений указ ректора, согласно которому студенты могут подавать прошение на брак не ранее, чем после двух с половиной лет обучения… Помог святой Никола, помогла мученица Параскева, помогли святые угодники — прям проскочил, прям за мной двери закрылись, был бы хвост — прищемил бы!

P.S. Первый год действительно трудный. Наверное, это можно подтвердить тем, что из двадцати пяти учеников нашего 1 «а» класса семинарии во 2 «а» перешли только двенадцать.

Следующий шаг. Год Второй. «А теперь сам… довлеет с тебе Моей благодати».

Второй год очень интересный, начинается достаточно интенсивный курс Литургики, догматического богословия… Но для меня этот год был достаточно сложным. Что касается литургики, то я ее очень любил, эту дисциплину достаточно интересно и своеобразно преподавал архимандрит Софроний (Смук). Я учил все наизусть, все так называемые «парилки» (на языке отца Софрония это зачеты) я сдавал на отлично, что в итоге привело к большому количеству оценок «отлично» в журнале напротив моей фамилии. Первый семестр — «отлично», да и три парилки во втором семестре я сдал на отлично… предстояла последняя. На это последней парилке я ошибся в молитве и сказал вместо слова «сословословище» слово «словословище». Да и ошибся ли я? Действительно ошибся, хотя в некоторых служебниках пишется именно так, как я сказал, т. е. я выучил честно… В общем, итог такой: «неуд» за зачет и «удовлетворительно» за год! Я был в негодовании! Как так: одно слово, а как же столько пятерок, где воздаяние за целый год трудов? Да и более того, с тройкой в году меня же не отпустят на приход и мне придется опять молиться за всеми богослужениями в академии, а я так хотел помогать в родном храме! Я долго ходил за отцом Софронием, пытаясь убедить его в его несправедливости и обрисовать всю чудовищность ситуации — отец Софроний был непреклонен. Не знаю как, но смирился и, несмотря на то, что отец Софроний был иногда очень жестким, я очень полюбил этого человека, несмотря на тройку за год, он стал моим любимым преподавателем, с которым я поддерживаю отношения и по сей день, прихожу к нему в келью, общаюсь.

Однако главное во второй год было другое, а именно, как мне показалось, — оставление меня Богом, а точнее, все это время я плыл, подгоняемый благодатью, а тут Господь дал возможность не плыть за счет парусов, а погрести самому. Наступило время «ломки», я стоял в академическом храме и думал: «А зачем я здесь? Зачем мне все это надо? Может, это не мое? Мне же здесь тяжело: тяжело молиться, тяжело учиться, соблюдать все правила академии и дисциплину… Может уйти, пока не поздно?» Меня очень угнетали эти мысли, ведь я год готовился, год отучился, а что теперь? Послушания я уже не исполнял как от Господа, они мне казались просто казенщиной или проявлением власти тех, кто стоит выше, я не хотел уже работать, потому что кто-то сказал: «надо». Думаю, это самый тяжелый момент за все обучение, момент, длящийся год. Тогда наш алтарник Леша, ныне диакон Алексей, сказал мне: «Молись, говори: «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, твоею благодатию»». Так я и молился, может, благодаря этому совету, и выжил.

Второй год, кстати, это уже более осознанный подход к богослужению, уже многое знаем, на чередах (череды — это ежедневные богослужения, на которых студенты учатся читать, петь, служить, так называемая «богослужебная практика») нам уже доверяли больше, чем год назад. Вообще, о чередах можно написать целый рассказ, главным героем которого стал бы отец Софроний. Отец Софроний чутко следит за правильностью чтения и совершения богослужения, он почти ничего не видит, плохое зрение, но на удивление знает все богослужение и псалтырь наизусть, поэтому любая ошибка в слове, будь то неправильная буква или ударение — отец Софроний остановит и заставит сделать все так, как правильно. Как говорит сам батюшка: «Что Софроний не видит, он слышит, а что не слышит — ему Господь открывает». Отец Софроний одессит и по первому образованию учитель математики — это единение к его любви к точности добавляет юмор, так как манера говорить у него своеобразная. О нем ходят легенды, а мы все это видели и слышали. Диакон забыл поцеловать вовремя Евангелие, что скажет обычный преподаватель? Правильно, просто укажет на ошибку, но не отец Софроний, он скажет так: «Диакон, ты шо Евангелие не целуешь, комсомолец, што ли? Што ты на меня смотришь так, не протрезвел с утра?» Если студент не понимает с первого или со второго раза его замечание, можно услышать: «Ты што, дурак? Ты шизик?» может даже выгнать: «Пошел вон! Што стоишь, тебе дверь показать? Три поклона и пошел вон!» Не подумайте, что он злой, он очень добрый и хороший, он просто переживает за нас и учит нас любить богослужение, а не совершать его кое-как. Я очень благодарен ему за его труд: более 35 лет он каждое утро и каждый вечер на богослужении молится и учит студентов, каждый ли из нас может так?

Разумеется, не могу не вспомнить приезд патриарха в академию. Патриарх Кирилл возглавлял богослужение накануне Похвалы Пресвятой Богородицы, и, конечно, хотелось быть на этой службе. Как было удивительно и грустно, что огромное количество студентов в этот день, на время приезда патриарха, были отправлены на разные послушания вместо службы, которая, как нам казалось, именно для нас! Лично я во дворе академии «охранял» забор — зачем? Не знаю… По территории академии были расставлены студенты, которые охраняли все вокруг, и это несмотря на то, что приезд патриарха организован сотрудниками ФСО — мы то зачем? Грустно стоять на улице, не понимая, зачем, в то время как в храме идет богослужение, которое войдет в историю академии. Вероятно, если бы я тогда понял, что Господь не просто так ставит меня охранять забор, я приобрел бы смирение и вслед за ним благодать, но тогда, кроме непонимания и осуждения, я ничего не стяжал. Да, потом, уже через некоторое время, я извлек для себя урок, это послушание для меня не стало бесполезным. Кстати, вопрос послушания всегда стоял остро, если это касалось праздничных дней. Например, кто не хочет пойти на Пасхальное богослужение? Я не встречал таковых… А кто хочет разговеться после службы? Все! Логичен следующий вопрос: «А кто будет готовить, накрывать и организовывать пасхальную трапезу?» Ответ понятен: «Студенты первых курсов». Все очень не хотели попасть в число этих студентов, но один раз я в их числе все-таки оказался. Скажу правду, хитро, но все же честно я избавился от этой участи, но кто знает, может, тогда в трапезной я получил бы больше, чем то, что получил в храме, ведь это именно тот вариант, когда послушание (труд против своего желания) выше поста и молитвы.

 P.S. Вообще, сложно не отдыхать… я, помните говорил, что нет выходных? Так вот, сознаюсь, на Литургиях в воскресенье всегда жутко спать хотелось… поэтому был грех у меня, как-то в начале службы встал я на колени помолиться и заснул… потом отец Софроний смеялся надо мной: «Малышев, ты шо там в ногах владыки храпел?» Я ему: «Отец Совроний, почему храпел, не храпел!» А он мне: «Отец Андрей Парафенюк говорит, шо храпел!» Ну… видимо действительно храпел, я не помню.

Хиротония. Год Третий.

К третьему году два класса семинарии, 2 «а» и 2 «б», объединили в один 3 курс по причине того, что в обоих классах численность учащихся сократилась в два раза — оно и хорошо! На втором курсе, когда в классе всего двенадцать учеников, было очень мало шансов не попасть под раздачу, то есть под краткий опрос перед каждым уроком! Выгода очевидна, на втором курсе вероятность, что тебя спросят, 50 на 50, а на третьем — 25 на 75!

Вообще, на третьем курсе чувствуешь себя уже не зеленым семинаристом, а человеком если не серьезным, то уже достаточно разбирающимся в жизни, в том числе и церковной. Тут тебе и литургика совсем иная, и науки начинаются более серьезные, так скажем, пастырские, да и вообще, с третьего курса можно подавать прошение на хиротонию и становиться диаконом! С послушаниями немного легче, ведь третий курс уже не ходит так активно в рабочие группы или, как это было на первом, на послушание к Валерьянычу. Валерьяныч — это на самом деле Валерий Иванович, мужичок, который «заведовал» утилизацией пищевых отходов, на послушание к нему ходили на помойку.

Тут отвлекусь и расскажу, какие послушания у нас были. В академии три вахты: на улице, в вестибюле на первом этаже и на четвертом этаже на входе в мужское общежитие (есть еще в общежитии у девушек, но нас это не касалось). В вестибюле сидели специально обученные студенты и даже получали за это дополнительную стипендию, туда попасть было не просто, а вот на четвертый этаж ставили с первого курса. Вахта — унылое послушание: весь день сидишь просто так, выносишь под вечер мусор, и все… А если дежуришь ночью, так еще и спать нельзя. Ладно бы можно было пользоваться компьютером, но, увы, даже читали украдкой — не положено. Разумеется, классика — послушание в трапезной! Подробности рассказывать не буду, но признаюсь, первый раз после этого послушания ночью мне снились исключительно вилки да ложки с характерным звуком процесса их мойки! Послушание на продскладе заключалось в том, чтобы принять продукты, которые привозят в академию, поднять их на кухню, и все! Достаточно грустное послушание — сидеть в гардеробе… Для чего я говорю об этом? Ну, сразу отмечу, что со второго курса я уже не ходил в рабочую группу, трапезную и пр. по причине того, что меня назначили на послушание вахтера первой вахты, а она освобождала от несения остальных послушаний. Однако первый год и половину второго курса я попробовал все возможные варианты академического послушничества. Так вот, к чему я: студенты люди хитрые, они все перевернут в свою пользу! Например, если ты дежуришь в трапезной, есть плюсы: ты не идешь на уроки, после полдника, когда все на лекциях, можно немного поспать, а во время обязательной самоподготовки с 17.00 до 20.00 можно немного отдохнуть! Самое главное — не надо идти на уроки, поэтому если ты не выучил материал, а в семинарии, как в школе, спрашивают на каждом занятии, можно напроситься в трапезную и не получить двойку! Вахта в этом отношении вообще место замечательное, особенно ночная. После ночной вахты студент идет домой или в общежитие высыпаться. Вы даже не представляете, что такое возможность спать утром! Это просто подарок судьбы! Семинарист шесть дней учится, а седьмой — молится за литургией. То есть нет ни одного дня, когда можно выспаться, а тут такое дело! Ночью на вахте спать нельзя, на тебе пожарная сигнализация всего здания и ответственность за главный вход, но иногда усталость все же берет свое, за что можно поплатиться и получить прещение. Вообще, с первой вахты легко вылететь, причем, не только с нее, но даже из академии. Были и у меня проблемы с ней. Во втором семестре я подал прошение на хиротонию, сдал необходимые экзамены, и вот она назначена на 9 июня, это уже конец учебного года. Однако было и искушение, я пропустил в академию человека, которого пускать было нельзя, и произошло все это на глазах ректора. Владыка не был рад такому нерадению, что поставило под вопрос саму хиротонию — если ты здесь не можешь нести послушание так, как необходимо, как ты будешь служить Церкви? Слава Богу, ситуация была разрешена, хиротония состоялась!

На третьем курсе для меня состоялась важная встреча — встреча с будущим научным руководителем, с которым я в итоге защищу не только курсовую и бакалаврскую работы, но также две диссертации: магистерскую и кандидатскую. Именно в этот год я нашел ту нишу в исторической науке, которая была мне интересна и благодаря которой я решился пройти полный курс духовного образования.

Идти дальше? А цель? Год Четвертый.

Когда я поступал в семинарию, я был уверен, что никакая академия мне не нужна, хватит семинарии, но отец Евгений предлагал не зарекаться раньше времени… Как в воду глядел! Моему дальнейшему шествию по ступенькам духовных школ способствовала очередная реформа духовного образования. Поясню. Когда я поступал в семинарию, я поступал на 5-летний курс обучения, после которого, при желании и возможности можно было поступить еще на 3-летний курс академии, но в процессе обучения все изменилось. Духовные школы, в том числе по причине того, что священноначалие добивалось государственной аккредитации, а значит, и права выдачи диплома «гособразца», перешли на современную светскую систему: бакалавриат (4 года), магистратура (2 года), аспирантура (3 года). Кажется, на год больше, но по причине того, что это три шага, а после каждого можно прервать свое восхождение или передохнуть, то чисто психологически так легче, чем после пяти лет сразу подписываться еще на три года. Но на самом деле для меня это хоть и было важно, но не являлось решающим фактором, о чем немного позже.

Четвертый курс — благодать, ты без пяти минут выпускник! Я уже диакон, а значит, некоторая небрежность, заключающаяся в незначительных опозданиях на пары после ранней Литургии на приходе, могла быть прощена преподавателями, а главное — священнослужитель несет послушание священнослужения на приходе и, конечно, освобождается от любых послушаний в академии, кроме служения богослужебной череды. Я уже говорил об отце Софронии, но оброню еще пару слов. Когда ты просто чтец, ты стоишь во время череды, поешь, если умеешь, или просто подвываешь, если тебе на ухо уже кто-то когда-то в лесной чаще наступил… Когда необходимо, тебя зовет уставщик, и ты читаешь то, что тебе положено именно в эту череду. Но если ты диакон или священник, то тут уже ты как под микроскопом, у окуляра которого всевидящий, несмотря на свое плохое зрение, и уж точно всеслышащий отец Софроний. На самом деле у меня никогда не было проблем на чередах, но дважды клал поклоны. Первый раз я уверял уставщика, что он предлагает читать мне неправильно, но он не стал меня слушать, я смирился — в итоге вместе с уставщиком клал поклоны. Второй же раз был еще более забавный! Если вы когда-нибудь общались с человеком, который почти ничего не видит, вы понимаете, что иногда во время разговора он может смотреть непонятно куда, то есть смотрит на тебя, а разговаривает, оказывается, не с тобой! Так вот, я служу вечерню, стою у престола (это уже в самом конце четвертого курса, когда я уже стал священником) в академическом храме, в алтарь заходит диакон, который что-то там не так сказал или, может, поздно вышел на солею, в общем, провинился. Отец Софроний ему и говорит: иди клади поклоны, а смотрит то на меня! Ну, я, не пытаясь разобраться, в чем же я провинился, пошел на горнее место класть поклоны. Как только я пошел, отец Софроний мне говорит: «А ты куда? Я же не тебе!» Потом, подумав буквально пару секунд, продолжает: «Хотя… ты тоже клади, ты же служащий священник, значит, отвечаешь за службу, значит, ошибка диакона — твоя ошибка!» Вот так я второй и последний раз схлопотал поклоны на богослужебной череде.

Четвертый курс совсем последний, его, если есть желание поступить дальше, в магистратуру, необходимо окончить очень хорошо, что я и попытался сделать, но начал стараться ради этого не сразу, так как решил поступать дальше уже во втором семестре. Отвлекусь и отмечу: к последнему году в классе становилось все больше диаконов и священников. Вообще, наш выпуск, в отличие от двух предыдущих, был богат на хиротонии, многие становились священнослужителями, еще не закончив семинарию. По уставу это возможно, архиерейский собор позволяет студентам очного отделения принимать диаконский сан на третьем, а священнический на четвертом курсе. Мне кажется это хорошо — стать священнослужителем во время обучения, так как тебя будут учить совершать богослужения в академии, будет учить отец Софроний, от которого не сложно перенять любовь к богослужебному уставу, и служить так, как служат уже долгие годы в академических храмах.

Не хочется рассказывать обо всем учебном процессе, кому оно интересно? Скажу только, что в качестве выпускной бакалаврской работы я решил продолжить тему успешно написанной курсовой. Я искренне не понимаю, как можно написать диплом за месяц, за неделю или даже за ночь! По-моему, это настолько трудоемкая работа: сбор материала, обработка, классификация, выделение главного, соотношение источников, анализ, корреляция, экстраполяция, использование научных методов и прочая жуть — ну как это можно сделать за месяц? Это невозможно в принципе!!! В общем, то ли я тугоголовый, то ли принципы какие у меня не те, но я взялся за свою дипломку сразу и писал ее год, точнее, с октября по январь я собирал материалы, обрабатывал их, а в феврале взялся писать сам текст — в итоге работа была готова в срок. В процессе написания работы я понял, что на эту тему еще писать и писать, а значит, надо поступать в магистратуру, защищать магистерскую.

На четвертом курсе я стал священником, хотя не могу сказать, что очень торопился и стремился во что бы то ни стало рукоположиться в этот год, но как уж Господь управил, так и управил! Приятно, что хиротония была назначена на 9 мая, это день особенно памятен каждому русскому человеку, а для меня это еще и двойной праздник. Так уж и быть, открою секрет не только радости, но даже выгоды хиротонии в этот день. Многие знают: каждый раз 9 мая мы идем поздравлять ветеранов и возлагать цветы на могилы солдат. Так вот, каждый раз после Литургии мне в день хиротонии дарят красивый букет роз, а я в свою очередь дарю эти цветы ветеранам! Стареньким бабушкам и дедушкам приятно получить красивые розы… Да, я понимаю, я их не покупал, поэтому вроде как и подарок-то не особо подарок, отдать то, над чем не трудился, просто. Но бабушкам и дедушкам, поверьте, очень приятно, а значит, эти цветочки выполняют свою миссию — дарят радость и положительные эмоции тем, кому они необходимы.

Похоже, столько написано, а о четвертом курсе ничего не сказано… Оно и ладно, значит, ничего особенного и не было, хотя наверняка можно было бы написать еще многое! Я защитил дипломную работу на отлично, меня допустили к экзаменам и рекомендовали к поступлению в магистратуру, чему я был несказанно рад. Летом я готовился к экзаменам, а что было на экзаменах — расскажу уже в следующем разделе. Выпускной… Грустно? Отнюдь! Я же никуда не собираюсь уходить!

P.S. Совсем забыл, я же обещал сказать про решающий фактор! Да, я решил поступить в магистратуру именно по причине того, что нашел свою нишу в науке, тему, которая весьма важна для церковно-исторической науки и, на удивление, совершенно не разработана!

Не поступлю? Не дождетесь! Магистратура.

Я поступил, сдал все экзамены на высокий балл, но в моем поступлении была одна странность. Я, как человек полюбивший в семинарии такие дисциплины как литургика, каноническое право, правовые основы деятельности прихода и пр., естественно, выбрал для себя кафедру церковно-практических дисциплин. Как же так, ведь работу я защищал на исторической кафедре? А вот так, своему научному руководителю я сказал, что изучение трех десятков исторических дисциплин за два года — это не для меня, и понес документы на практическую. В конце лета, во время вступительных экзаменов, я понимаю, что иду в магистратуру исключительно ради того, чтобы продолжать писать свою работу, а писать и защищать ее можно только на исторической кафедре. Внимание: вопрос! Так зачем же я поступаю на практическую? Конечно, сейчас я понимаю, что эту работу можно было бы развернуть так, что она стала бы историко-практической в области современной апологетики, но тогда я, слава Богу, этого не осознавал и меня все-таки занесло на кафедру истории! Проректор по учебной работе был счастлив, что я попросил перевод на историческую, ведь на историю поступило всего пять человек, а на практику — почти тридцать! Почему все идут на практику? Думаю, это самая «семинарская» или «пастырская» кафедра, где можно не иметь особых знаний, не касающихся пастырской практики. Поступая на историю, разумеется, в период обучения в семинарии надо было любить и изучать историю России и Церкви; желая продолжить обучение на богословской кафедре, обязательно было глубоко знать именно богословие и философию, а на Библейском отделении нечего делать без хорошего знания новых и древних языков! Среднестатистический семинарист изучает более активно именно пастырские предметы, а языки, философию и историю, как мне кажется, настолько, насколько необходимо для сдачи сессии.

Была и другая особенность. Я уже священник, а все священники поступают в магистратуру на заочное отделение, но меня такая ситуация не устраивала — я поступил на очное. Разумеется, об этом узнал владыка-ректор и, встретив меня в коридоре, спрашивает: «Отец Владислав, ты что, собрался на очное? Как ты будешь одновременно служить и учиться?» Я не удивился и ответил, что буду стараться, так как, по моему мнению, обучение на заочном — это пустая трата времени… Действительно, не многие могут учиться на заочном, в основном, это формальность ради получения бумажки в виде диплома, вот только мне она зачем? Мое убеждение подтвердила практика: более 70% поступивших со мной батюшек, по моим сведениям, не защитились, формально отбыв академический курс магистратуры. Зачем? Вообще, вопрос «Зачем?» звучит очень часто. Меня не раз спрашивали: «Зачем тебе это?» Действительно, если смотреть на ситуацию стандартно, то вырисовывается обычная картина: «обучение профессии — получение должности по профессии». К концу семинарского курса я уже священник, что еще надо? Люди мыслят дальше: «Батюшка, а что вам даст обучение в магистратуре?» Что ответить, я и не знаю, ничего материального не даст, но люди спрашивают именно об этом! Когда говоришь, что получишь знания, опыт, напишешь в конце концов работу, многие недоумевают: «Зачем?» Эх… увы, современное общество — общество потребления, если обучение не приводит к карьерным успехам или не дает прибавки к зарплате, оно воспринимается как блажь или глупость.

Оставим странности, скажу пару слов о самой магистратуре, точнее, о «моей» магистратуре, так как для всех она наверняка очень разная. Вот, например, на кафедре практических дисциплин преподавательский состав почти не отличается от семинарского, а у нас, на исторической, перемены значительны: большая часть — это светские профессора из Университета. Для учащихся на нашей кафедре фраза «это кандидат наук» звучит как-то проще, ведь среди преподавателей кандидатов немного, в основном, доктора наук — мы привыкли, что наши учителя — это доктора исторических наук, авторы многих книг и публикаций. Стоит ли выделять какие-то дисциплины? Думаю, нет, чтобы не обидеть тех, о ком ничего не сказал. Отмечу только, что, помимо многих дисциплин, посвященных Российской Империи, очень запомнился курс «Россия и православный восток» — очень интересный и полезный курс! Кстати, этот курс почти полностью опубликован в одной из брошюр серии «Академия для всех» (автор Л.А. Герд), поэтому, кому интересно — есть шанс ознакомиться! Не скрою, обучение на кафедре, хоть и не простое, но интересное: историография, агиография, палеография, художественная литература как исторический источник, археология, история русской литературы — это лишь малая часть!

Во время обучения в магистратуре я писал диссертацию, все на ту же тему, все продолжал начатое дело и успел изучить достаточно широкий круг опубликованных источников, создав тем самым необходимый корпус литературы по своей теме. Но! Два года пролетели быстро, работа хоть и написана, но ведь тема не исчерпана! Я ведь знаю, что для более правильного и глубокого понимания данной области необходимо изучить еще и архивные материалы, среди которых различные ведомственные документы и личная переписка тех, чью деятельность я изучаю уже четыре года! Какой же сделать вывод? Все просто — надо поступать в аспирантуру, она даст возможность еще три года спокойно работать над диссертацией в архивах и читальных залах наших богатейших библиотек! Разумеется, идти надо на очное отделение, надо «добить» уж очный курс.

Прежде чем получить допуск на поступление в аспирантуру, необходимо пройти беседу с владыкой-ректором, что же, не впервой — иду на прием. Владыка Амвросий, еще два года назад угрюмо сомневавшийся в том, что я смогу закончить магистратуру на очном отделении, встретил меня улыбкой и фразой: «Отец Владислав, ты чего у нас, в аспирантуру собрался?» Я отвечаю: «Да». Владыка: «Магистерская готова?» (еще не наступил срок подачи работы, можно было еще писать). Я в ответ: «Конечно, уже на проверке у научного руководителя!». Владыка улыбнулся, поставил в своей тетрадочке напротив моей фамилии кружочек (что он обозначал — не знаю) и сказал: «Хорошо». Я попрощался и вышел.

Через месяц я защитил магистерскую диссертацию на отлично, окончил курс с средним баллом 4,75, успешно сдал вступительные экзамены в аспирантуру и отправился на каникулы уже аспирантом. Выпускной в магистратуре? Так я же опять никуда не собираюсь! Я на каникулы, скоро вернусь!

Закончилась учеба — впереди только наука. Аспирантура.

Снова слышу вопросы: «Зачем?» Снова ответ: «Мне это нравится, материальных целей нет, так как их в принципе быть не может», снова непонимание многих, но это не беда! Кто-то путешествует, кто-то пишет стихи или коллекционирует марки, кому-то нужен экстрим, а я хочу диссертацию написать!

Аспирантура — это уже, конечно, благодать… В семинарии шесть дней учись, седьмой — Богу. В магистратуре первый год пять дней учебы и один академический, свободный день от посещения занятий, во второй год таких академических дня аж два! В аспирантуре в первый год один день «Философия науки» и один день иностранного языка, во второй год только язык, а на третий и вовсе ничего — пиши себе диссертацию и будь здоров! Обучение в аспирантуре мне очень понравилось, ведь здесь ты под контролем и с помощью научного руководителя не зубришь что-то, как бывает накануне сессий, а занимаешься очень интересной научной деятельностью. Самое сложное это подготовка, сбор материалов… Это, знаете, как идешь в поход на несколько дней, самое сложное — продумать маршрут, количество провианта, что необходимо из инвентаря и так далее: если все сделано правильно, ничего не забыто, то и поход удастся! С диссертацией похожее дело, но посложнее. Чтобы сесть и написать работу, под рукой необходимо иметь уже очень много материала, ведь каждое твое утверждение, каждая мысль должны быть подтверждены фактом, должны быть доказаны. Нельзя написать: «Ученые доказали». Любой мало-мальски образованный человек спросит: «Какие ученые? Кто они? Когда и где доказали? Где апробирован результат их открытия? Где публикации? Где материалы этих доказательств и их рецепция научным сообществом?» Поэтому в научной работе часто так: трудишься в архивах месяц, а на бумаге это даже не страница, а всего лишь несколько ссылок и абзац текста. Кстати, опасайтесь любых фраз типа «ученые доказали», «известно, что», «очевидно, это» и пр. Кому известно? Кому очевидно? Это уловки псевдоученых, которые играют на нашей безграмотности и нежелании эту безграмотность осознать, через это нам вливают в уши очень много чуши про историю, физику, астрономию… Опасайтесь!

Так вот, мне очень понравился процесс «создания» диссертации, работа в архивах и рукописных отделах не только нашего города, но и в столичных, в том числе в МГУ им.Ломоносова. За это время я изучил не одну тысячу документов, среди которых письма, докладные записки, формулярные списки, журналы заседаний Св. Синода и других церковных комиссий, все это очень интересно! Кроме научной работы, мне довелось также преподавать на третьем курсе семинарии небольшой курс по истории второй половины XIX века, за что спасибо моему научному руководителю… Честно говоря, писать об аспирантуре особо и нечего, не перечислять же архивы или названия написанных за это время научных статей, расскажу напоследок только про последние дни в «Моей Академии».

Миновав историю с написанием работы, скажем: работа написана, все условия, документы и формальности, необходимые для ее защиты в порядке — жду отзывы официальных оппонентов. Ожидание критики со стороны известных историков всегда волнующе, ведь на эту критику надо будет ответить, защититься от нее и сделать это, как принято говорить в академических кругах, «максимально комплементарно», чтобы не обидеть профессуру и не прослыть самодовольным выскочкой. Первый отзыв я получил, лежа на камушках в городе Гагры (у меня было двенадцать дней отпуска, и психологическую разгрузку перед защитой я перенес туда). Сложно объяснить, что чувствуешь, когда получаешь отзыв! Прилив сил, эмоций и адреналина, почти как у рыбака, тянущего из воды большую рыбину! Читаешь первый раз, что-то подмечаешь, с чем-то категорически не соглашаешься; что-то кажется в тему, но надо же то, что оппоненту показалось недостатком, объяснить, доказать, что здесь оппонент не совсем прав. В общем, это очень интересно и даже захватывающе! Все три отзыва были мною по несколько раз прочитаны и составлены подробные ответы, итогом которых стало то, что на защите не осталось ни одного не отвеченного замечания, аргументы нашлись на все, что было воспринято как недостаток. Кстати, что такое защита? Все очень просто, это как суд присяжных. Твоя диссертация — это твое дело, ты кратко о нем говоришь, после чего тебя начинают обвинять во всяких неточностях или недостатках, а ты в ответ на эти обвинения аргументированно отвечаешь, мол, глупости это все! Все эти обвинения и ответы на них слушает диссертационный совет, который, по сути, и есть эти присяжные. Так вот, оппоненты, которые тут же в зале тебя хотят «посадить», то есть доказать, что в работе есть недостатки, выступают против тебя, а ты хочешь «остаться на свободе», то есть получить научную степень, и споришь с этим «вредными» дядями-оппонентами, уверяя всех слушающих в том, что это не недостатки! Итог — господа присяжные заседатели выносят свой вердикт с помощью анонимного голосования: достоин степени кандидата или не достоин.

На моей защите присутствовал владыка-ректор, который перед самым заседанием сказал мне очень теплые, по-отечески добрые слова, однако нервы все равно на пределе… Рассказать, как все прошло и чем закончилось? Как прошло — не интересно, а закончилось хорошо, вердикт: «Единогласным решением диссертационного совета решено присудить священнику Малышеву Владиславу Сергеевичу ученую степень кандидата богословия». Фу! Слава Богу! Теперь банкет и домой!

Всему приходит конец. Выпускной.

Вот и для меня наступил выпускной, а я так старательно его избегал, но девять лет учебы, больше нельзя. Как расстаться с местом, которое стало родным, в котором столько всего осталось? Были трудности, соглашусь, но трудности ведь воспитывают, делают нас крепче. Я понимаю, перед выпускным в академии уже много тех, кого я не знаю; меня знают, здороваются — а я их не знаю. Регентское отделение? Они поступили на первый курс, когда я уже учился на втором в магистратуре. Семинаристы? Так я уже три года как по архивам, а в академии наездами, откуда мне их знать? Знаю только третий курс, так как немного преподавал у них. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» — писал поэт, и правильно сделал! Рукотворные памятники, бывает, громят, а вот те, что нерукотворны, остаются! Я не желал никаких памятников, но в академии он немного воздвигся, сейчас объясню, как. На всех лекциях я сидел с компьютером, записывал, вел электронные конспекты. Достоинство такого конспекта в том, что его легко дополнить, красиво и правильно оформить, разбить на билеты к экзаменам и так далее. Так я и делал, что успевал записать — записывал, что не успевал — потом дополнялось с помощью переписывания в текст диктофонных записей, а в итоге все самые сложные и важные конспекты у меня есть в хорошем качестве и с почти исчерпывающей информацией. При чем тут памятник? Так эти конспекты, на которых стоит моя фамилия, я всегда отдавал студентам, которые младше меня на год, а они, молодцы, делали то же самое; мои конспекты вошли в студенческую жизнь, по ним теперь, как бы забавно это не звучало, учатся! Вот и получилось: даже те, кого не знаю я, знают меня через мои письмена!

Последний день, Божественная Литургия, на итоговом акте я говорю прощальное слово от лица аспирантуры, получаю диплом и знак отличия кандидата богословия… Праздничная трапеза, фуршет у ректора, совместное фото… Знакомые преподаватели, родные стены… Что дальше?

Теперь я сижу, спустя несколько дней, и думаю: «Вот я защитился, вот я кандидат — и что? Была цель, я к ней шел, в этом был смысл, это заставляло трудиться, а что теперь, когда цель достигнута? Все бросить и считать, что дело сделано? Смотрю на диплом кандидата — бумажка бумажкой, зачем она мне? Стойте! Ведь я еще не был в архивах Твери и Рязани, а там, может быть, очень важная информация для продолжения моего исследования, она там точно есть! Погодите, очевидно, что слабые стороны в работе имеются, их надо укрепить, я понимаю, знаю, как! Я знаю, где есть информация для всего этого, знаю, в каких архивах! Я вижу вектор развития новой диссертации, надо только начать писать по этому вектору статьи, статьи сложатся в разделы, а разделы — в новое исследование! А какое исследование? Светская диссертация кандидата исторических наук или церковная доктора церковной истории? Ладно, сейчас это не важно, надо работать, надо торопиться, в сентябре в академии международная конференция, там надо во что бы то ни стало выступить!»

P.S. Вот такой, по прошествии небольшого времени, я увидел мою академию… подчеркну, это именно моя академия, академия, частью которой являюсь я, а она является частью моей жизни. Многое я не описал, многое не вспомнил… сейчас вспоминаю, но не буду уже добавлять, и так много… Может, моя академия еще не пройденный этап жизни? А что на счет концовки моей истории…? Знаете, мне вспомнился роман Ф.М. Достоевского «Игрок», а точнее его концовка — чтущий да разумеет.